Джек и Эмма Смит пришли на терапию в связи с отвращением к половому акту, возникшим у Эммы, и ее полной неспособностью испытывать оргазм5. Лечение продвигалось медленно и давалось ей с трудом.

Оно проходило в несколько стадий, среди которых были объединенная сексуальная терапия, супружеская терапия, а также посещение группы для женщин, испытывавших проблемы с оргазмом, благодаря чему ей, наконец, удалось достичь оргазма через мастурбацию. Одновременно с этим Смиты проходили психотерапию, в ходе которой разбирались их отношения с детьми и родительскими семьями. В общей сложности я проработал с ними почти четыре года. Отвращение Эммы к сексу представляло собой кристаллизацию множества проблем разного происхождения: ранние религиозные запреты, враждебность между ее родителями и, в первую очередь, сложности, присутствовавшие в ее отношениях с каждым из них. Напомню, что мать Эммы держалась с ней очень отстраненно, и в возрасте пяти лет девочку отправили в религиозную школу- интернат.

В отношениях с матерью Эмма искала внимания к себе и никогда не получала его. Кроме того, ее отец пил и ссорился с матерью, и скоро Эмма стала охотно участвовать в волнующих семейных сценах, дразня отца и защищая мать, пока тот не отправлялся спать. В их отношениях присутствовали элементы насилия, и случались эпизоды, когда мать угрожала отцу ножом. Ночью он иногда бродил по дому, голый и пьяный.

Отношения Джека с его семьей представляли собой похожую, хотя и менее драматичную, картину. Оба его родителя выросли в больших и бедных иммигрантских семьях. Поженившись, они постарались дистанцироваться от своих родственников и сосредоточились на Джеке. Оба имели проблемы с алкоголизмом и все больше ожесточались в отношении друг друга. Постепенно смысл их жизни свелся лишь к Джеку и религии. После того, как у матери случился разрыв околоплодного пузыря и родился мертвый ребенок, ей пришлось сделать операцию по удалению матки.

По мнению Джека, его родители не испытывали никакой радости от сексуальной жизни, находясь под давлением невежества, религиозных традиций и социальной изоляции, которые накладывали отпечаток на большую часть их жизни. В шестнадцать лет он отказался от религии, в результате чего серьезно ухудшились его отношения с родителями. Тем не менее, ему пришлось прожить дома до тех пор, пока он не поступил в колледж. С этого времени у них установились холодные и отстраненные отношения. Он чувствовал, что родители — его враги, с которыми он волей обстоятельств оказался под одной крышей.

До брака и еще в течение года после него секс был приятной и возбуждающей связью для Джека и Эммы, однако вскоре ситуация стала пугающей. У Эммы начали возникать фантазии, будто ее ударяют ножом, и мысли о том, чтобы во время полового акта пырнуть ножом Джека. Такая перемена в ее отношении к сексу случилась практически сразу после того, как она забеременела Томми, их первым ребенком. Это напомнило ей, что и она, и Джек были единственными детьми постоянно ссорившихся родителей и считали себя ответственными за неприязнь между ними.

Беременность Эммы и рождение Томми внесли напряжение в их отношения. Он родился в срок, однако весил всего 4,5 фунта,- болезненный ребенок, постоянно страдавший коликами, медленно прибавлявший в весе и заставлявший тревожиться за себя. У него была аллергия на грудное молоко, и уже с первых дней жизни он начал проявлять негативизм. Во время сексуальной терапии он стал объектом нашего внимания потому, что в 18-месячном возрасте требовал, чтобы его впустили в спальню родителей, вторгался в их личное пространство, засовывая пальцы под дверь, когда они пытались уединиться. Допуская такое поведение, родители использовали его для выражения отвращения Эммы к сексу; ребенок стал средством, защищающим ее от половых отношений. Когда ему было три года и четыре месяца, меня попросили провести с ним диагностическую консультацию из-за его упрямства, «гиперактивности», медленного развития речи и навязчивого поведения.

Томми оказался маленьким мальчиком, державшмся напряженно и негативистично; с ним было бы нелегко любому родителю. В игровой комнате он вел себя чрезвычайно активно, стремительно переходя от одной деятельности к другой, влезая буквально во все. Когда он ходил или ползал по комнате, возникало ощущение, что он хотел залезть на потолок и повиснуть там, то есть постоянно стремился к риску. По росту и весу для своего возраста он отставал от ровесников и принадлежал к той категории детей, которые приспосабливаются к новым обстоятельствам, замыкаясь в себе, упрямясь и даже демонстрируя гнев.

При этом он постоянно и навязчиво держался за мать (остававшуюся с ним на время занятия) и часто говорил ей, что любит ее. Игры его производили впечатление незрелых и деструктивных, с игрушками он обращался, как с агрессивными объектами. Он больше любил швырять их, чем разыгрывать какие-нибудь сценарии или заниматься конструктивной деятельностью. С плюшевыми животными в моем кабинете он вел себя почти как садист. Его речь была незрелой, он часто отказывался пользоваться даже теми словами, которые знал, и вместо этого пытался манипулировать матерью. Эмма сообщила, что дома он иногда ведет себя крайне независимо. Например, он мог уйти за несколько кварталов от дома. При этом он отказывался оставаться в гостях у своих друзей по играм без матери и в страхе начинал плакать, если она уходила от него.

Когда Томми было 2,5 года, родился его брат, зачатый в период прохождения сексуальной терапии, отчасти удавшейся. Джек и Эмма сочли, что появление второго ребенка освободило их от прежних сексуальных установок. Они больше не чувствовали себя связанными одним ребенком, склонным к деструктивному поведению, и испытывали облегчение, поскольку их модель «единственного ребенка в семье» перестала быть актуальной. Томми, однако, стал еще более навязчивым и раздражительным: он то бил мать, то говорил, что любит ее. До 3,5 лет он проводил все пять рабочих дней в яслях, но по моей рекомендации его стали водить туда лишь дважды в неделю. Это способствовало усилению его тревожной привязанности к Эмме. В результате у него несколько улучшился характер: теперь он еще сильнее цеплялся за нее, но стал менее негативистичным. Я счел это положительной переменой на фоне его прежнего агрессивно-амбивалентного отношения.