Оппоненты первого типа обвиняли Виктора Михайловича во всех смертных грехах, хотя все это облекалось в форму «защиты его от него же самого». Вторые упрекали его за излишнюю доверчивость, доступность и либерализм. По их мнению, вокруг него пышным цветом расцветали те, кто, злоупотребляя его именем, решали свои мелкие проблемы. Ему от этого сочувствия друзей было также мало пользы, как и от злопыхательства врагов. Он говорил о недоброжелателях: «Эти люди принимают доброту за мягкотелость, гибкость выдают за беспринципность, воспитанность за чистоплюйство, терпимость объявляют трусостью. Чужой успех они переживают как собственную неудачу, подменяют недоступные для них понятия привычными штампами. Им хочется руководить из-за угла, оставаясь при этом безнаказанными».

Сверхзадачей Виктора Михайловича Жданова было вывести нашу вирусологию на мировой уровень, а все остальное он относил к неизбежному «фоновому» шуму.

Время от времени Виктор Михайлович проделывал над своей внешностью некоторые метаморфозы, менявшие его облик. Так, в 40 лет, будучи заместителем министра, он носил крестьянскую бороду веником и брил голову. Это было необычно и оригинально. Потом он сразу помолодел, сбрив бороду и отрастив усы. В 50 лет Виктор Михайлович избавился от усов и стал носить короткую спортивную прическу ежиком. О его чудачествах всегда было много разговоров. Как-то он приехал оппонировать на защиту докторской диссертации в лыжном костюме, другой раз при серьезном разговоре с министром попросил его срочно отпустить, объяснив, что он опаздывает на свидание с красивой женщиной. Однажды на курорте он совершенно серьезно выдавал себя за тренера сборной по футболу.

Будучи от природы очень здоровым человеком, Виктор Михайлович специально не занимался спортом, хотя любил плавать и ходить на лыжах. Каждое утро, даже во время отпуска, он вставал не позже 7 ч, когда все домашние еще спали, и до завтрака успевал интенсивно позаниматься за рабочим столом. Как уже отмечалось, у него была редкая способность моментально включаться в работу без необходимого для многих периода раскачки.

На юморе Виктора Михайловича следует остановиться особо. Его юмор касался всего — от большой политики до бытовых мелочей. Кое-что запомнилось.

Как-то спрашивает меня:

— Ты читал обо мне в вечерней «Правде»?

— Нет.

— Ай-яй-яй! Что же ты центральную газету не читаешь?

— А что там про вас написано?

— Там сказано, что в американском посольстве состоялся прием, на котором присутствовали зампреды такие-то, министры такие-то и другие. Вот другие — это обо мне!

Виктор Михайлович любил говорить, что главное в работе начальника — это озадачить своих подчиненных, а руководить — это просто «руками водить».

В 50-е годы, когда велась доходящая до абсурда борьба за приоритеты, Виктор Михайлович любил повторять: «Советский лилипут на две головы выше американского» и «Советский паралич ~ самый прогрессивный в мире!»

Когда Виктора Михайловича назначили директором Института вирусологии им. Д.И. Ивановского, он назвал это переводом на низовую работу, а когда избрали членом президиума райкома партии, он сообщил: «Я теперь деятель районного масштаба».

Виктору Михайловичу принадлежат такие крылатые выражения, как «Биологический потенциал страны», «Бюрократический садизм», «У нас за рубеж едут не те и не туда», «Они лезут ко мне, как вши на сыпнотифозного», «Из-под смеха люди бывают» — последнее об одном сотруднике института, который за все хватался и все время что-нибудь открывал. Все его многочисленные работы были крайне легковесными, к этому все привыкли и никто его всерьез не воспринимал. Вдруг однажды он наткнулся на что-то действительно интересное, Виктор Михайлович, который умел радоваться всему новому, произнес тогда: «Надо же, оказывается и из-под смеха люди бывают!».

Виктор Михайлович любил придумывать и повторять чужие афоризмы, которые знал во множестве:

«Надо бороться не с плесенью, а с сыростью».

«Чтобы дойти до цели, надо по крайней мере идти».

«Искусство быть мудрым состоит в умении знать, на что не следует обращать внимания».

«Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги».

«Если все время будешь говорить один — будешь всегда прав».

«К любой деловой бумаге надо приделать ноги».

«Самое плохое в жизни — то, что она проходит».

«Соловей берет качеством, воробей — количеством».

«Все равны, но некоторые более других».

«Философия учит нас с невозмутимостью относиться к неудачам других».

«Опыт увеличивает нашу мудрость, но не уменьшает нашей глупости».

«Сам черт не разберет, отчего у нас быстрее продвигаются те, которые идут назад».

«Ни одно благодеяние не остается безнаказанным, но все же добрые дела делать рентабельнее, чем злые».

«Планирование науки у нас строится по принципу: сознание без материи или надстройка без базиса».

«Паранаука разрастается, как опухоль. А знаете, что такое паранаука? Это почти то же самое, что и наука, но не наука. Все эти оргметодотделы, ученые секретари. Их становится все больше и они начинают думать, что они-то и есть главные в науке».

«Вхожу в лабораторию и вижу, как две сотрудницы стараются испортить прибор».

«Я никогда не утверждал, что научные сотрудники всегда приносят вред».

«Ты, как святой. Где работа — там тебя нет».

«Сделать из мухи слона можно, но это дорого обходится».

«Она пришла после болезни и испортила опыт, который готовился 3 месяца! Я ей говорю: «И чтобы тебе было еще пару дней не посидеть на больничном».

Как-то Виктор Михайлович заразился в лаборатории везикулярным стоматитом. Когда я навестил его, он сказал, что открыл новый симптом этой болезни — обострение памяти. «Представляешь, я вспомнил стишок по-немецки, который учил когда-то в школе». За 4 дня Виктор Михайлович очень устал от вынужденного бездействия и успел прочитать полное собрание сочинений Алексея Толстого. Когда я пришел к нему, он изложил свою концепцию историзма двух Толстых.

Виктор Михайлович называл бюрократов «группой, осуществляющей руководящие функции» или «рычагами государственного руководящего аппарата», любил повторять «это глупо и безнравственно!». Например: «Зачем ты заболел — это глупо и безнравственно!».

В 1974 г. Виктору Михайловичу Жданову исполнилось 60 лет. Он отменил официальный юбилей. В результате торжества продолжались около недели. Он с удовлетворением констатировал: «По крайней мере, ничего не было санкционировано. Это было свободное волеизъявление масс».

В 70-летнем возрасте Виктор Михайлович встретился на конференции в Токио со своим старым другом, известным американским вирусологом Хиллари Копровским. Они не виделись до этого много лет. «Виктор, — воскликнул X. Копровский, — ты совсем не изменился!» «В наши годы не меняются, — ответил Виктор Михайлович, — в наши годы деформируются!».

Справедливости ради надо заметить, что с отдельными собратьями-академиками отношения Виктора Михайловича носили характер вооруженного перемирия. Он любил повторять: «На нашем уровне дружбы не бывает» и называл некоторых из них «заклятыми друзьями». То, что они говорили друг о друге, в сущности, тоже можно отнести к разделу юмора, так как всерьез эти люди относились друг к другу с искренним уважением.

Г. о В.М.: «Жданов и его компания администраторов здравоохранения».

В.М. Жданов о Г.: «Я ему как-то говорю: “А у меня в институте работает ваш сын!” Вижу, старик задумался, в глазах напряжение — какой сын, от какой жены?».

В.М. Жданов о С.: «Он великий ученый не потому, что сделал плохую вакцину против гриппа, а потому, что много лет вводил людям куриные онкогенные вирусы и этим положил начало генной инженерии».

Б. о В.М. Жданове: «Он блестящий ученый, очень талантлив, но, к сожалению, ничего не доводит до конца и не успевает руководить институтом».

В.М. Жданов о Б.: «Он великий политик. Он чувствует конъюнктуру нутром. К визиту Л.И. Брежнева во Францию он выпустил книгу о JI. Пастере с эпиграфами из сочинений Л.И. Брежнева и Ж. Помпиду. А к визигу Л.И. Брежнева в США он готовит новую книгу, где будут эпиграфы из сочинений Л.И. Брежнева и Д. Форда».

«Но у Форда нет никаких сочинений, — заметил присутствовавший при разговоре Хиллари Копровский, — Я посоветовал бы Б. использовать высказывание Джонсона о Форде. Он сказал, что Форд все время жует резинку и пытается идти, хотя выполнять две функции одновременно нельзя».

Думаю, что у Виктора Михайловича было два жизненных принципа: «Живи и жить давай другим» и «Пусть расцветают все цветы!». Он любил людей — детей, женщин, учеников, дружеское застолье, общество молодых интересных собеседников, книги, работу. Его внутренний мир находился в гармонии с внешним. Такую гармонию можно считать счастьем, если присутствуют 3 его составляющие: есть чем заняться, что любить и на что надеяться. Все это всегда было у Виктора Михайловича. Он не относился, по его выражению, к числу «рядовых» академиков, которые всегда помнят, что они академики, и хотят, чтобы это не забывали все окружающие. Виктор Михайлович был прост, доступен и естествен. Ему не надо было заботиться о собственном величии, он просто знал свое дело лучше всех окружающих.

Влияние Виктора Михайловича на нас, его учеников, трудно переоценить. Будучи от природы наделен блестящими задатками ученого, мыслителя и организатора науки, он постоянным трудом развил в себе эти начала до возможного совершенства.

Виктор Михайлович на десять голов превосходил тех, кто работал вместе с ним, но никогда не подчеркивал этого преимущества. Да в этом, по сути, не было никакой необходимости, так как его преимущества проявлялись всегда и во всем. Таким недостижимым гигантом — «восьмитысячником» — Виктор Михайлович был и остается в памяти тех, кто его знал.

Возвращаясь к основному содержанию этой книги, мы сочли возможным вспомнить предложенную нами гипотезу о роли интерферона в гомеостазе, сформулированную 20 лет назад. Виктор Михайлович очень гордился этой работой, включив ее в составленный им список «основных идей жизни».