Вольная оказалась не подготовленной к тому, чтобы пойти по внушаемой нами и ею же самой как будто добровольно избранной линии. Здесь необходимо было выяснить полнее причины и характер патологически проявляющейся привязанности, добиться глубокой и стойкой переоценки больной создавшейся травмирующей ситуации.

Она должна была бы в процессе лечения прийти к убеждению, что все равно существовавшие ранее отношения, безусловно, безвозвратно ею потеряны, что, затянув их на некоторое время, она растратит здоровье и завоеванное ею большой трудовой жизнью уважение товарищей и учеников, потеряет возможность работать на любимом поприще. Вероятно, следовало бы глубже остановиться на соотношении ценностей того, за что она борется, и того, что она при этом безнадежно теряет. Мы этого не успели сделать, так как больная прервала лечение.

Но можно думать, что мы и неправильно начали ее лечение. Очевидно, следовало начать с менее решительного и требовательного внушения, следовало притормозить истерические реакции, успокоить больную, перестроить хотя бы частично ее поведение, а потом уже, смотря по обстоятельствам, продвигаться дальше. Прочного эффекта лечения нельзя было, вероятно, здесь достигнуть без того, чтобы ситуация не была при активном участии больной решительно изменена. Но больную надо было привести в такое состояние, когда это стало бы для нее осуществимым.

В тех случаях, когда психотерапия должна не ограничиваться перестройкой отношения больного к ситуации, а содействовать и активной перестройке ситуации самим больным, врач не всегда может уклониться целиком от участия в этой перестройке, врачу приходится не только давать советы больному, по и поговорить с членами семьи и указать им на их обязанности по отношению к больному, иногда целесообразно помочь больному перестрой [ь в известной мере условия его работы. Советский врач, конечно, в своих действиях всецело руководствуется нормами морали нашего общества, сознанием обязанности советского гражданина. При необходимости изменить условия работы от врача требуется особенно большая осторожность и большой такт.

Советы его и еще больше действия не должны выходить за пределы врачебной компетенции и должны быть тщательно соотнесены с состоянием, с подлинными стремлениями больного и имеющимися у пего возможностями перестройки, а также с интересами окружающих п дела, с которым связано поведение и болезнь пациента, с общественными интересами. Указывая на то, что именно и ситуации, н обстоятельствах может вредить здоровью больного, врач должен остерегаться прямо подсказывать решения, к которым больной еще не подготовлен. Врач особенно должен остерегаться решать за больного, если больной по своему состоянию вообще не способен еще решать. Конечно, мы здесь не говорим о мероприятиях, неотложных и жизненно показанных.

При наличии у больного нужной и полезной решимости врач может и более непосредственно воздействовать на ситуацию, сложившуюся для больного, в интересах его здоровья, поддержать его в его правильных требованиях. Такая поддержка не только помогает выравниванию ситуации, облегчению ее для больного, но укрепляет также влияние врача на него и усиливает эффективность психотерапии

Здесь уместно вспомнить описание в книге Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке» заботы о товарищах, которую неизменно проявлял комиссар. Когда лежащие с ним в одной палате больные особенно мучительно переживали свое состояние, он организовал доставку им писем, что действительно чудодейственно изменяло их настроение.

Комиссар имел полное право сказать по этому поводу медицинской сестре: «Мое-то лекарство куда лучше, чем все ваши люмнналы и вероналы». Действительно, такое «лекарство» вполне пристало и врачу, конечно, не в буквальном смысле — врачу не годится, может быть, давать такие письма больному, но подражать здесь надо заботе о душевном состоянии больного. Вообще надо сказать, эта книга имеет все основания служить во многих отношениях руководством для советских психотерапевтов, а также служить непосредственному психотерапевтическому воздействию на многих больных при ее чтении ими.