До известной степени Дюбуа был склонен сближать деятельность психотерапевта с деятельностью служителя культа. Он писал: «Мне случается заставать и лютеранских пасторов у постели моих больных, и там мы чувствуем себя на общей почве, несмотря на различие исходных точек зрения».

Как это охотно делают и служители религии, Дюбуа говорит о своем методе лечения как о «лечении духа». Вместе с тем следует отметить, что Дюбуа осуждал уступки, которые делал «религиозному дуалистическому спиритуализму» Дежерин.

Некоторые врачи отождествляют любое психотерапевтическое воздействие на больного в бодрственном его состоянии с «рациональной психотерапией», но вряд ли правильно такое отождествление. «Рациональной психотерапией» следует называть, по нашему мнению, только метод Дюбуа с его теоретической основой.

Самое название «рациональная психотерапия» нельзя не считать противоречащим сущности советской психотерапии, которая исходит из положения о физиологической основе всякого заболевания, в том числе и неврозов. Само психотерапевтическое воздействие, как мы его понимаем в отличие от Дюбуа, строится как воздействие на единую личность, т. е. не только на разум, но и на ее эмоционально-волевую сферу, на сферу отношений к действительности.

Недостаток термина «рациональная психотерапия» мы видим еще ив том, что он в какой-то мере двусмыслен. Мы привыкли, говоря о лечении, что оно рационально, иметь в виду не то, что оно воздействует на разум, а что оно обосновано, разумно.

При всем том, мы не должны недооценивать роли Дюбуа в развитии методов психотерапии больного в состоянии бодрствования, а также достигнутых им прекрасных результатов лечения. Свое значение практика Дюбуа приобрела благодаря тому, что расходилась в известной степени с его теорией, потому что он сам не лечил больного только простым разъяснением «заблуждений», как он преимущественно рекомендовал в своих теоретических работах.

Впрочем, надо признать, что и в теоретических своих высказываниях Дюбуа не всегда удерживается на позициях «рациональной» психотерапии, как они были по Работам Дюбуа описаны выше.

Так, Жане, отмечая недооценку Дюбуа эмоционального момента, обращал внимание на то, что у многих больных неврозами возникают ничем не мотивированные страхи. Жане отмечал также, возражая Дюбуа, что почти всегда болезненные симптомы выходят за пределы идей, которые больной может относительно их иметь и что, таким образом, нельзя считать, что именно ложное представление о болезни определяет симптоматику невроза, как это предполагал Дюбуа.

Но эта критика не могла быть полной и действенной, так как она велась с идеалистических же позиций Дюбуа. Жане настаивал на том, что неврозы, в частности истерия, не могут быть объяснены ни анатомически, ни физиологически.

Не устранил основных ошибок «рациональной психотерапии» пытавшийся это сделать Дежерин, указывавший на решающее значение эмоциональной стороны психотерапевтического убеждения и настаивавший на том, что положительные результаты психотерапии определяются всецело доверием больного к врачу-психотерапевту. Он говорил, что в психотерапии единственно важно: «… это доверие, которое может внушить больному врач». Бесспорно, этот момент весьма важен. Но вместе с тем нельзя и забывать, что самое доверие обусловлено тем, как именно воздействует врач на больного, чем он ему помогает. Исключительная ориентация на доверие больного связана также с недооценкой активности больного. Нельзя считать правильным и другое важное для системы психотерапии, предлагаемой Дежерином, его указание: «Существенным для неврастеника является с самого начала не бороться, но стараться забыть».

Призыв «забыть» вообще, в буквальном смысле этого слова, нереализуем. Как можно, например, рекомендовать матери, заболевшей нервным расстройством вследствие потери единственного ребенка, «забыть» его? Не будет ли такой призыв издевательством над больной? Нередко, наоборот, бывает необходимо помочь больному вспомнить те или иные обстоятельства, им забытые, вернее, отстраняемые от себя или же неосмысленные им в их подлинном значении.