Тяга к психотерапии у таких больных поддерживался еще и их одиночеством в жизни. Мать, любимый человек, некоторые товарищи по работе, с которыми больная поддерживает хорошие отношения, располагают ее к откровенности еще меньше, чем психотерапевт. С врачом хотя бы иносказательно, завуалированно она все же говорит о своих тревогах, о своих переживаниях.

Ни с кем другим таких бесед она вести не может. Другим она доверяет еще меньше, чем врачу, а высказаться, как и выслушать ободряющее слово, прямой приказ ей необходимо при ее нерешительности и тревожности.

Только психотерапевт в силу своего положения липа, не причастного к повседневной жизни больного, выступающий пред ним как единственный человек, ничего для себя от него не требующий, призванный помочь больному, может, хотя бы частично, пользоваться довернем больных такого рода.

Остановимся на двух вопросах, затронутых в описании последней больной. В связи с первым из них приведем одно высказывание А. А. Токарского.

А. А. Токарский так рассказывает об одной из больных: «Среди разговора… вдруг, не имея возможности воспрепятствовать, она прерывает то, что она говорила пли что она слушала, странными криками и еще более странными словами, которые представляют печальный контраст с ее видом и ее изысканными манерами; слова большей частью бывают грубые ругательства, грязные эпитеты. Объяснение, которое она дает тому предпочтению, которое ее язык оказывает неприличным выражениям, очень правдоподобно. Чем возмутительнее они казались ей по своей грубости, тем более мучилась она страхом произнести их, именно этот страх приводил их ей на язык, когда она не могла более управлять им-».

Значительно позднее в какой-то мере сходные явления описал французский ученый Жане, объясняя их как результат смешения противоположных тенденций и понятий.

И. П. Павлов объяснил физиологически это явление как выражение ультрапарадоксальной фазы: ослабленная клетка приходит в тормозное состояние, а по закону индукции возникает возбуждение в другой половине ассоциированной пары, противоположной по значению первой.

У только что описанной больной мы могли на основании ее слов установить сходные явления, менее резко выраженные, чем это описал Жане. При неврозах навязчивости мы нередко отмечаем подобного рода явления. Не всегда они приобретают такую силу, что имеются основания говорить об этих явлениях как о чувстве овладения. Иногда они оказываются менее стойкими, и тогда относительно легко поддаются коррекции в процессе психотерапии. Здесь часто бывает полезно объяснить больному происхождение таких мыслей, чтобы ослабить их мучительность, а потом и снять. Это имело место и у только что описанной больной. Нередко у матерей, преимущественно психастеничных, появляется навязчивая мысль о возможности убить горячо любимого ребенка. Эта мысль становится особенно мучительной вследствие того, что больная относится к себе, как к чудовищу, как к аморальной, преступной матери,. В таких случаях одно разъяснение того, что в силу определенных физиологических, и патофизиологических условий именно у матери, особенно горячо любящей ребенка, только н могут возникнуть такие мысли, что они никогда не реализуются, что к мыслям этим следуют поэтому относиться спокойно, как к ничем не компрометирующим и ничем не угрожающим случайным явлениям, нередко приводит сначала к успокоению, а потом к ликвидации патологического явления.

Второй момент, которого мы хотели коснуться в связи с рассмотрением особенностей лечения больной Наз., это применение тренировочного момента в психотерапии. У многих больных он оказывается в высокой мере эффективным.

Мы думаем, что механизм тренировки не следует понимать, как это иногда имеет место, слишком узко. Когда спортсмен тренируется, он не только наращивает мышцы, не только развивает свой двигательный аппарат: каждый раз достигая нового успеха, спортсмен приобретает и большую уверенность в том, что он способен к таким большим достижениям; меняется при этом его отношение к своим возможностям, повышается способность тонко рассчитывать и быстрее переводить мысль в действие.

Нередко психотерапевту приходится понуждать своих больных, страдающих кишечным расстройством и годами находившихся на жесточайшей диете, постепенно переходить к обильному питанию. Больные при помощи врача нередко не только приучают органы пищеварения к большей нагрузке, т. е. их тренируют, но и на опыте убеждаются, что их организм может с таким питанием вполне справиться, и это помогает им освободиться от непорядков в пищеварительных органах.