Больная сама однажды нам заявила, что некоторые ее действия, как будто бы навязчивые, в самом деле являются следствием суеверия, которого она не чужда. Нам приходится говорить больной, что суеверие у интеллигентной женщины является выражением слабости, от которой стыдно не избавиться. Мы требуем от больной обещания впредь не потакать таким своим слабостям, например, если ей опять покажется, что случится беда, если она не пересчитает все попадающиеся окна магазинов, то она должна все же заставить себя не считать их, чтобы потом убедиться, что от этого ничего не изменилось. После этой беседы больная сообщила, что как будто преодолевала ряд действий, протекавших по типу навязчивости.

Подчеркиваемая самой больной не откровенность се с нами лишает нас даже возможности судить достаточно обоснованно и полно об эффекте лечения, но одно для нас было несомненно: больная явно дорожит психотерапевтическими беседами, они безусловно кратковременно успокаивают ее, улучшают ее самочувствие, несколько повышают работоспособность. Несомненно, что и такая психотерапия полезна.

Серьезнейшей помехой для психотерапии было устойчивое сопротивление больной нашим попыткам вызвать ее на откровенность; вероятно даже, что моментами она была лживой. О большом успехе психотерапии при таких условиях не может быть и речи. В подобных случаях, начиная лечение, врач прежде всего должен рассчитывать на возможность хоть сколько-нибудь преодолеть такую тенденцию больной. В какой-то мере эго Удается нередко при длительном лечении. Не откровенность больной может быть до некоторой степени и оправдана, поскольку она не хочет говорить подробно о своей связи с человеком, имеющим семью и не желающим оглашать свою связь с ней. Но ее не откровенность выходит далеко за эти пределы.

В какой бы мере ни удалось преодолеть эти черты больного характера, это всегда очень полезно. Полезно не только то, что, больше зная о больном, мы лучше сумеем его лечить; сам факт перестройки больного, возникновение для него самого возможности быть откровенным означает важный внутренний, личностный положительный сдвиг. Уже поэтому психотерапевт не должен только из-за не откровенности больного отказываться от попытки лечения.

Наз., как мы уже отмечали, всячески в течение ряда лет стремится получать психотерапевтическую помощь. Это показывает, что психотерапия ей приносит пользу.

Больная совершенно негипиотизабильна и категорически отказывается от попыток ввести ее в гипнотическое состояние. Вместе с тем она, несомненно, внушаема. Психотерапевт ей скажет то, что она и сама знает, но все же слово психотерапевта имеет для нее существенное значение, оно хотя бы временно укрепляет силы больной, делает ее спокойнее, менее одолеваемой противоречиями. Выполняя приказ врача, она действует увереннее, чем тогда, когда ей приходится решать самой. Постоянная помощь психотерапевта является, говоря фигурально, для больной костылем, опираясь на который, она только и может более или менее уверенно себя чувствовать. Психотерапия здесь в основном не излечивает, а помогает жить, это средство компенсации патологических черт характера. Помощи психотерапевта здесь нет конца. Больная в ней будет нуждаться постоянно или почти постоянно.